Церковь Иоанна Богослова в Бронной слободе

Богословский пер., 4, Тверской бульвар, 21

"Переулок назван по стоявшей в начале его с XVII в. церкви Иоанна Богослова"[8]. "Церковь была выстроена в Бронной слободе - поселении мастеров-оружейников"[11].

"Руги не получала - основана при Романовых. По патриаршим книгам известна с 1625 г. Каменная построена в 1652 г. "зданием приходских людей". Кресты на главах были 1680-х гг. Никольский придел 1694 г. пристроен к главному алтарю с севера, состоит из отдельного здания с трапезной и алтарем, освящал его 2 декабря сам Патриарх. В главном храме старины не оставалось, а в приделе св. Николая был иконостас времен московского барокко. В середине XVII в. выстроена нынешняя колокольня, где был колокол 1692 г. работы Ивана Моторина.

В 1838 г. в правой абсиде главного алтаря освящен престол Митрофана Воронежского"[2].

"При храме - церковно-приходская школа"[4].

"Эта церковь упоминается в старинной московской студенческой песне (на самом деле это вариант более древней песни киевского студенчества, где св. Владимир заменен И. Богословом. - П. П.).

От зари до зари

Лишь зажгут фонари

Вереницей студенты шатаются,

А Иван Богослов

На них глядя без слов

С колокольни своей улыбается.

В домах Бронных улиц и Козихинских переулков обитало неимущее и бесшабашное московское студенчество"[5].

Из воспоминаний жены поэта Осипа Мандельштама Надежды Яковлевны (Мандельштамы жили в 1920-х гг. в "доме Герцена", № 25 по Тверскому бульвару, рядом): "О голоде в Поволжье ходили смутные слухи. По рукам передавали послание Патриарха Тихона, бравшегося организовать помощь голодающим. Веселенькие москвичи посмеивались и говорили, что новое государство не нуждается в помощи поповского сословия. Где-то в Богословском переулке - недалеко от нашего дома стояла церквушка. Мне помнится, что именно там мы заметили кучку народа, остановились и узнали, что идет "изъятие". Происходило оно совершенно открыто - не знаю, всюду ли это делалось так откровенно. Мы вошли в церковь, и нас никто не остановил. Священник, пожилой, встрепанный, весь дрожал, и по лицу у него катились крупные слезы, когда сдирали ризы и грохали иконы прямо на пол. Проводившие изъятие вели шумную антирелигиозную пропаганду под плач старух и улюлюканье толпы, развлекавшейся невиданным зрелищем. Церковь, как известно, надстройка, и она уничтожалась с прежним базисом.

Мы вечно повторяем, что с революцией открылась древнерусская живопись, прежде запрятанная под тяжелыми ризами, но как она открывалась, мы помалкиваем. И мы не вспоминаем, что несчетное количество икон было уничтожено и разрублено на щепки, масса церквей в Москве и по всей стране разрушены до фундамента. Хорошо, если церковь превращена в склад - у нее есть шансы уцелеть. Церкви использовались и как тюремные камеры, когда в старых тюрьмах не хватало мест... Я не знаю, жив ли остался священник, по лицу которого катились слезы. У него был такой вид, что его вот-вот хватит удар. Я помню растерянный вид Мандельштама, когда мы вернулись домой, поглядев, как происходит изъятие. Он сказал, что дело не в ценностях. Бывало, что снимали колокола и отливали из них пушки. Бывало, что церковное золото отдавалось на спасение страны (я помнила с детства: "заложим жен и детей")... Он сказал, что церковь действительно помогла бы голодающим, но предложение Тихона отклонили, а теперь вопят, что церковники не жалеют голодающих и прячут свои сокровища. Одним ударом убивали двух зайцев: загребали золото и порочили церковь. Он еще сомневался, что добытые средства дойдут до голодающих, а не будут истрачены на "мировую революцию"... И на самом-то деле, почему всех церковных богатств, накопленных веками, не хватило, чтобы накормить сравнительно небольшой и обезлюдевший район?..

Двадцатые годы до сих пор считаются периодом законности и общего процветания. Казалось, что скоро начнется настоящая жизнь, и мы стоим в преддверьи. Так и произошло: люди получили то, чего хотели и чему сами способствовали, развивая в себе слепоту, жестокость и тупость"[6].

"В 1932 г. Моск. городской камерный театр просил снести храм; архитектор Д. П. Сухов выступил против - и разрушили только купола и барабан"[14].

Затем внутри находились мастерские соседнего театра им. Пушкина. Долгое время здание пребывало в запустении; потом в начале 1970-х гг. началась его медленная реставрация. К середине 1970-х вычинена колокольня, на которой даже вновь водружен крест. В 1979 г. примеривали макет главы на завершение придела, но не отремонтировали ее даже к 1983 г. Реставрируется главный объем, где восстановлено покрытие с кокошниками, но так и не начаты возведением снесенные пять глав. Стоят леса. Здание находится на государственной охране под № 246[9].

К 1990 г. восстановлены основания глав. И лишь недавно, в эпоху разрешенной "гласности", появилась статья, объясняющая причину бесконечного долгостроя:

"Внимание москвичей, проходящих по Тверскому бульвару, не говоря уже о старожилах бывшей Бронной слободы, много лет привлекает стоящая в лесах церковь. Находится она в глубине участка, между бульваром и Большой Бронной улицей, вблизи театра имени Пушкина. Это памятник древней московской архитектуры - церковь Иоанна Богослова, единственная сохранившаяся на Тверском бульваре.

В "Перечне памятников архитектуры Москвы, состоящих под государственной охраной", изданном в 1980 г., за № 239 значится церковь Иоанна Богослова на Бронной (1652-1665 гг., 1694 г. с колокольней 1740 г.; Богословский пер., 4). Однако по письменным источникам церковь известна раньше. В 1625 г. она обозначалась "в Бронниках за Тверские вороты" и была деревянной однопрестольной. В середине XVII столетия "тщанием приходских людей" (т.е. на их средства) начинают строить каменный храм - четверик с пятиглавием и трапезной. А в 1694 г. с северной стороны к храму пристраивают придел Николая Чудотворца - четверик, увенчанный главкой, с трапезной и алтарной абсидой. Таким образом, к концу века сложился живописный объем, состоящий из двух четвериков с алтарными абсидами и двух трапезных. Композицию завершила построенная спустя полстолетия ярусная колокольня. Источники свидетельствуют, что в 1842 г. храм был обновлен, а в 1848 г. заменен иконостас.

Но вернемся из исторических далей в наши дни. Любопытство москвичей с годами переходило в удивление, а затем в открытое недоумение: в нынешнем, 1989 г. исполняется ровно 33 года с того момента, когда под руководством известного московского реставратора Александра Вячеславовича Оха начались исследования, разработка проекта и, наконец, производство работ на этом многострадальном памятнике. Когда заводишь разговор на эту тему, срок в треть века вызывает недоверие даже у видавших виды реставраторов, однако документы сомнений не оставляют.

В письме директора Московского драматического театра имени А. С. Пушкина В. П. Ларионова на имя директора института "Моспроект-3" А. В. Арефьева (арх. № 803 от 28 марта 1972 г.) содержится просьба "продлить работы по составлению проектно-сметной документации и ведению авторского надзора по реставрации памятника архитектуры XVII в. церкви Иоанна Богослова на Бронной, выполнявшиеся мастерской № 7 в 1956-1962 гг.".

Возникло желание выяснить причины реставрационного долгостроя, тем более что живу я рядом и иногда по нескольку раз в день приходится проходить мимо трапезной церкви, недавно восстановленной, но уже покрывшейся свежими трещинами.

Первая попытка прояснить ситуацию в Управлении государственного контроля, охраны и использования памятников г. Москвы (УГК ОИП) практических результатов не дала, но именно тут, в особняке на Пятницкой улице, подсказали, как действовать дальше. Мастерская № 13 управления "Моспроект-2" находится в хорошо всем известном доме на улице Горького, приметами которого служат редакция журнала "Юность" и ресторан "София". Именно здесь я познакомился с Лидией Алексеевной Шитовой, на плечи которой после смерти ведущего архитекторш Георгия Константиновича Игнатьева легла вся тяжесть проектных, производственных, организационных, дипломатических и многих других забот, хорошо знакомых реставраторам. Мы договорились о встрече на объекте: у Лидии Алексеевны был очередной надзорный день.

Пройдя через облицовочную мрамором проходную, мы оказались на территории, арендуемой Театром имени Пушкина. Сколько раз шагал я мимо этого служебного входа, не предполагая, что когда-нибудь попаду в театральный двор, откуда можно увидеть церковь Иоанна Богослова в полный рост. Театр является арендаторам этого памятника архитектуры.

На южном фасаде храма выделялись свежей кирпичной кладкой и суховатыми новодельными деталями большие вычинки - след гигантского пролома, который был сделан в стене памятника, чтобы удобней было вносить и хранить крупномасштабные декорации. Эта рана едва не оказалась смертельной, пролом был произведен варварски: разрушены основания свода, ослаблена устойчивость стены, сбиты великолепные наличники окон. Заслуга реставраторов памятника в первую очередь в том, что они вывели его из тяжелого аварийного состояния. Угроза обрушения свода была абсолютно реальной. Лидия Алексеевна рассказывает о находках, сделанных в результате многочисленных зондажей. Теперь вновь открыты окна, некогда заложенные при строительстве абсиды придела Николая Чудотворца, на которых отчетливо видны следы декоративных наличников. Интересно, что на стене южного фасада, выходящего на Тверской бульвар, декор значительно богаче, чем на северном фасаде. Только отсюда, со стороны двора, можно ощутить масштаб утрат. Бросается в глаза отсутствие алтарной абсиды - она была уничтожена, когда театру понадобилось пристроить карман сцены. Театр (он же заказчик) настоял на том, чтобы при разработке проекта карман был сохранен и абсида не восстанавливалась.

В момент нашего прихода на объекте работали два каменщика. Сколько же их было и на протяжении всего летнего сезона 1988 г. Они не бездельничали, однако и чертежами не пользовались. В результате восстановленную деталь фасада, которую нам с гордостью продемонстрировали, скорее всего, придется срубить, так как именно по этому месту будет проходить металлический противоаварийный бандаж. Здесь же на верстаке лежали примитивные самодельные скарпели терки, предназначенные для тески и шлифовки кирпичных профилей. Рядом огромный ржавый крест, который я по ошибке было принял за древний, подлинный, снятый с одной из глав. Но, как пояснила Лидия Алексеевна, крест изготовлен по аналогам с учетом силуэтного изображения, найденного на фотографии в альбоме Найденова.

Сегодня этот крест, приготовленный для золочения, сам нуждается в реставрации. Отсутствие позолоты частично объясняет документ с интригующим названием "Претензия", который 18 июня 1975 г. начальник СНРПМ-2 треста Мособлстройреставрация Д. Поцеловкин направил заказчику. В нем говорится о том, что вопрос оплаты позолоты креста театром не решен. Из этого же документа становится ясно, что вновь изготовленный крест ржавеет на улице минимум 13 лет. Но еще за два года до упомянутой "Претензии" руководитель проектной мастерской В. Я. Либсон, обращаясь в инспекцию по охране памятников, напоминал, что заказчик не оплачивает проектную документацию, выпущенную досрочно (письмо от 28.11.1973 г.).

Стараясь перекричать шум работающего компрессора, я попросил провести меня в придел Николая Чудотворца. Мы прошли через столярный цех театра, где работали циркулярки и строгальный станок. Согласно протоколу цех этот должен был быть выведен из памятника еще в 1978 г., но из-за отсутствия свободных площадей продолжает функционировать. В трапезной нам открылась необычная картина. У стены, сотрясаясь от вибрации, работали бурильные установки. Рядом под сводом, рассеченным молниями трещин, сидели двое рабочих без касок и мирно беседовали. На просьбу автора проекта уйти из опасной зоны они только добродушно махнули рукой: дескать, не впервой. О том, что мы столкнулись не с единичным случаем, свидетельствует письмо главного конструктора проектной мастерской В. Д. Фиша, который предупреждает: "Работы по устройству буроинъекционных свай идут без проведения противоаварийных мероприятий, что может повлечь за собой обрушение части сводов" (№ 13/48 от 26.07.1988 г.).

Вероятно, у читателя вполне резонно может возникнуть вопрос, о каких буровых установках идет речь. Дело в том, что в 1985 г. у западной стены трапезной был открыт глубокий шурф для обследования состояния фундаментов. Открыть-то его открыли, но засыпать забыли. В результате попавшая под фундамент вода привела к деформациям и появлению глубоких трещин в стенах и сводах. Именно этим и объясняется письмо заместителя директора театра В. Е. Орлова (№ 4д-14 от 5.02.1986 г.) с просьбой выполнить документацию на противоаварийные работы. В практике реставрации появление такого письма спустя 13 лет с начала работ случай довольно редкий.

Реставрация памятника велась в несколько этапов. Первыми в 1973 г. начались работы на колокольне, которые были довольно быстро завершены. После этого наступил длительный спад, когда реставрация практически прекратилась. Меня давно интересовало, почему восстановление Иоанна Богослова столь аритмично, простои чередуются с периодами какой-то судорожной активности. Может быть, объяснение следует искать в смене подрядчика? Так, например, совсем недавно, в 1986 г., трест Мособлстройреставрация сменили производственники объединения "Союзреставрация". Возможно, поэтому время от времени работы на памятнике вдруг бурно активизируются, срочно ставятся леса, появляются рабочие, громоздятся штабеля стройматериалов, возводится временная кровля. Никакого другого вразумительного объяснения этому не находилось. Однако в разговоре с Л. Шитовой выяснилось, что причины имели более фантастический или, напротив, прозаический характер. Вот, скажем, был случай. Однажды живший на Большой Бронной М. А. Суслов во время очередной прогулки обратил внимание на стоящую близ его дома полуразрушенную церковь. Я хорошо помню эти прогулки, когда на улице вдруг появлялись озабоченные рослые молодые люди, временно останавливали движение и вежливо просили прохожих не задерживаться. У человека, которого называли главным идеологом, вероятно, тоже вызвали недоумение остановившиеся работы. Последовал звонок в Министерство культуры, и сразу отыскались деньги, материалы, мастера. Но так как внимание высокого начальства к памятнику ограничивалось одним звонком, через некоторое время, как говаривал Остап Бендер, "восстановилось статус-кво", и жизнь на стройке вновь замерла.

В кабинете заместителя директора Театра имени Пушкина по строительству Т. В. Титовой я попытался выяснить, во-первых, как заказчик относится к тому, что реставрация растянулась на три десятилетия, и, во-вторых, что предполагается разместить в восстановленном памятнике. Оказалось, что представитель заказчика смотрит в будущее с оптимизмом.

В декабре 1989 г. исполняется 75 лет со дня основания бывшего Камерного театра (ныне Театр имени Пушкина), и к этой дате, как считает Татьяна Викторовна, все работы будут завершены. Однако следующий вопрос, который касался реставрации интерьеров, рассеял едва возникшее радужное настроение. Оказывается, ни восстановление интерьеров, ни устройство малой сцены к юбилею не предусмотрены, даже проект еще не заказан. Значит, пройдет еще несколько лет до окончания реставрации. Но об окончании работ говорить опять-таки будет рано хотя бы потому, что уже подошло время ремонтировать отреставрированную в начале 70-х гг. колокольню. А там, глядишь, кровлю надо чинить.

В письме начальника Главного управления культуры Мосгорисполкома от 28.09.1979 г. отмечено недопустимое затягивание сроков трестом Мособлстройреставрация, указано, что все работы на памятнике должны быть завершены к Олимпиаде-80. Но прошли еще две Олимпиады..."[10].

В 1992 г. в храме возобновилось богослужение.